Блеск и нищета первого императорского. Штукатурка, «нано-навес» и другие достижения саратовского физфака

«

Елена БАЛАЯН. Фото Юрия НАБАТОВА.

Известный солженицынский девиз “жить не по лжи” в саратовской академической науке, похоже, вновь становится актуален. В отдельных редких случаях. Как в старые добрые, классический императорский нет-нет, да и выдаст городу пару-тройку интеллигентов-диссидентов, выносящих сор из избы. После опального декана истфака Велихана Мирзеханова, долгие годы в СГУ царило затишье. Ни революций, ни  громких заявлений. Упавшее знамя борьбы подхватила профессор философии Вера Афанасьева, а за ней о бедах “альма матер” замолвить слово рискнул профессор физфака Кирилл Березин. Его пост в фейсбуке под кодовым названием “физфаку наступает хана” вызвал в Сети большой резонанс. Особенно впечатлили фотографии разрухи восьмого корпуса, где учатся физики. Корреспондент “Взгляда-инфо”, давно не бывавшая в стенах родного вуза, отправилась на физфак выяснять обстоятельства.

Мюфке, Вавилов и борьба за имидж

После привлечения федеральных денег и строительства новых благоустроенных корпусов, стало казаться, что разруха – это не про наш универ. Парадный 10-й корпус, где сидит администрация, новенький 11-й, где гранит гуманитарных наук грызут историки и филологи – за последние годы в плане инфраструктуры сделано много.

Но оказалось, что императорский блеск в универе сопровождает самая что ни на есть непролазная нищета. На многих факультетах жизнь строится на контрасте – из благоустроенных корпусов студенты плавно перетекают на лекции и практические занятия в помещения, не видевшие ремонта со времен царя Николая.

На физфаке занятия проходят в двух корпусах – восьмом и третьем. Третий корпус по архитектуре шикарен, спроектирован еще великим Карлом Мюфке в начале минувшего века. Недавно корпус был отреставрирован и приведен в исторический вид. Красота здесь невозможная – высоченные потолки, лепнина на стенах, канделябры со свечами, музей с редкими физическими экспонатами и знаменитая Большая физическая аудитория в виде амфитеатра на 300 мест и аудитория, в которой выступал Вавилов, вдохновляют и настраивают на высокий лад. И все бы хорошо, если бы не холодина. Когда здание было разморожено, спроектированное Мюфке внутри стен отопление вышло из строя, а навесные батареи обогреть всю эту историческую арматуру оказались не в состоянии. Теперь по корпусу витает морозная свежесть – на лекциях студенты сидят в шубах и шапках, а у преподавателей изо рта идет пар. Законы физики в действии…

Восьмой корпус построен в конце шестидесятых и с тех пор ни разу капитально не ремонтировался. По словам декана физфака Валерия Аникина, средства на ремонт из федерального бюджета не выделяются, а целевые “научные” деньги на латание дыр в потолке и стенах тратить законом запрещено. Пресс-секретарь СГУ Кирилл Розанов уверяет – “ремонтных” денег просто-напросто не хватает на то, чтобы привести в достойное состояние весь большой университетский городок. Солидный транш был потрачен недавно на реставрацию легендарной университетской научной библиотеки, и теперь она выглядит и подсвечивается так же нарядно, как парадный 11-й корпус. С распространением интернета число посетителей библиотеки снизилось до критического, но здание само по себе – объект культурного значения и оставить его без реставрации было никак нельзя, говорит Розанов.

И Аникин, и Розанов, судя по всему, относятся к категории людей, которые считают, что об университете, как о покойнике – или хорошо, или никак. Очень боятся, что любой разговор о проблемах навредит имиджу родного вуза, и стараются показать журналистам только хорошее. В то время как Кирилл Березин зовет посмотреть разруху на этажах и последствия недавней коммунальной аварии, подоспевший к нашему неожиданному приходу Кирилл Розанов тянет нас на первый этаж и в подвал, в роскошные научные лаборатории. Проблем на свою голову никто не хочет, особенно вахтерша, устроившая жуткий хайп пробравшимся без пропуска журналистам. Но оттого, что их не хотят, проблемы никуда не исчезают, они есть и они на лицо.

Авария и яблоко Ньютона

Разруха на этажах в своем натуральном виде выглядит еще очевиднее, чем на профессорских фотографиях в фейсбуке.

На перилах, стенах, потолке и дверях – зияющие дыры от осыпавшейся и продолжающей сыпаться краски и штукатурки, мрак из-за отсутствия нормального освещения, торчащие повсюду провода, убогие деревянные двери, убитые до невозможности парты, на которых, такое впечатление, учились первые студенты при императоре Николае – общая картина запустения поражает даже привыкшее к трудностям воображение.

В корпусе под одной крышей, которая постоянно протекает, учатся студенты трех факультетов – физического, нано и биотехнологий и нелинейных процессов. Последний квартирует на втором этаже, в бытность ректором создателя факультета Дмитрия Трубецкова на этаже сделали ремонт и теперь он выглядит самым приличным из всех четырех. На физическом факультете вместе с аспирантами, по словам декана, учатся около шестисот человек.

Под потолком четвертого этажа между лестничными пролетами висит странная конструкция – сетчатый навес. Это чтобы куски штукатурки не падали на голову тем, кто находится на первом этаже, как яблоко – на голову Ньютону. Во избежание новых “научных” открытий. Такая вот прорывная нано-технология…

Кирилл Березин ведет нас в аудиторию на третьем этаже, где недавно случилась авария. В ночь с 7 на 8 января здесь прорвало батарею, и кипяток пролился до подвала, а пар от него поднялся до четвертого. Кипяток проник в лаборатории и чудом не залил купленные на гранты многомиллионные научные установки. Отделались легким ремонтом помещений. А вот переход между восьмым и третьим корпусом пришлось закрыть – ходить после аварии здесь небезопасно. Аварийные красные ленты встречаются и на этажах.

Кипяток лил всю ночь. Последствия потопа увидели только утром, когда пришел вахтер. “Раньше вахтёры дежурили в корпусах круглосуточно, а сейчас по ночам здесь никого нет, централизованной системы видеонаблюдения, как я понимаю, тоже, поэтому если что-то случиться после ухода вахтёра, и не сработает “пожарка”, то может все затопить, сгореть и т.д. Экономия может выйти боком!” – говорит Кирилл Березин.

В самой аудитории, где случился порыв – мокрый ржавый пол, валяющиеся на полу сгнившие почерневшие доски и распространившийся далеко за пределы этажа характерный прелый запах. Рядом туалет, который тоже, по всей видимости, очень давно не ремонтировался. Не в лучшем состоянии и остальные аудитории. Кирилл Березин легонько пинает парту, за которой сидел еще студентом в начале восьмидесятых, от легкого толчка дряхлый раритет едва не падает на пол.

Пост в жанре “не могу молчать” появился на страничке профессора сразу после новогодних праздников. На родном физфаке он с младых ногтей, здесь трудился профессором его папа, а мама работала старшим преподавателем. Здесь он проникся красотой физической науки, увлекся тайной физических приборов. Это увлечение определило его жизнь. Он приходит на работу, когда восьмой корпус открывается, и уходит с закрытием. Чаша терпения переполнена, жить в разрухе больше нет сил.  “Жалко не себя, жалко студентов, мы же для них работаем, а не только лишь для науки как таковой. Мы не только научно-исследовательское учреждение, мы прежде всего учебный вуз. Разве можно заниматься в таких аудиториях, сидеть за такими партами? Разве может возникнуть желание чему-то в такой обстановке научиться и уж тем более посвятить своей специальности жизнь?” —  задает риторический вопрос Кирилл Валентинович.

Наука выживания

“Вы видите только плохое, а как же научные лаборатории? Как же оборудование?” – вступает в полемику с профессором Кирилл Розанов.

“Оборудование – это прекрасно, но не может, не должно быть так, что из шикарной лаборатории студент попадает в убитые коридоры и аудитории и ему штукатурка падает на голову! Не должно быть такого контраста!” – не сдается Березин.

Зарплата у профессора – 26 тысяч рублей. Это тот “потолок” и та цена, в которую его оценивает государство. Из этой зарплаты профессор каждый семестр покупает себе мел и приходит с ним на занятия – мел, который выдают в университете, не пишет (проверено), работать с ним – сплошное издевательство. Даже в обычных средних школах сегодня висят современные интерактивные доски с маркерами, а в аудиториях физфака время словно застыло.

Кирилл Розанов спорит с профессором, пытаясь обратить его внимание на положительные моменты вузовской жизни. По его словам, так мало в университете получают далеко не все профессора, все зависит от баллов, которые начисляются каждому за научную и преподавательскую деятельность и на основе которых составляется персональный рейтинг. Однофамилец философа серебряного века, по образованию филолог, переживает за вуз не меньше физика Березина,  который в ответ на его реплики тихо злится.  Профессору такая оценка его труда и сама рейтинговая система явно не нравится. Вечный спор физика и лирика…

На третьем этаже рабочие в спецовках верхом на стремянках возятся с проводами, крупными гроздьями свисающими по периметру коридора без всякой внешней защиты.

“Вот, смотрите, а у нас уже идет ремонт!” – переводит разговор в позитивное русло декан Валерий Аникин.

“Да ладно вам – ремонт! Этот ремонт только вчера начался! Может, хоть провода в короба наконец-то спрячут…”, —  заземляет декана профессор Березин.

“А вот у нас недавно окна пластиковые везде поставили!” – настаивает на оптимистичной картине мира декан-позитивист.

“Окна это хорошо, хоть из щелей дуть перестало! Но давайте смотреть правде в глаза, кроме окон здесь не сделано ни-че-го!” – снова меняет плюс на минус профессор-реалист.

Кирилл Розанов не теряет надежды произвести на нас хорошее впечатление и ведет в лаборатории. Руководитель одной из лабораторий факультета нано и биотехнологий профессор Дмитрий Горин показывает полученное в рамках федерального гранта научное оборудование.  Сейчас здесь идет работа над созданием специального вещества, которое будет доставлять противораковые лекарственные препараты прямиком в то место организма, где находится опухоль, не распространяя его токсичное действие на весь организм. Такие исследования идут сейчас во всем мире, и тут главное – успеть “выстрелить” первыми. Профессор Горин говорит, что у наших саратовских ученых есть все шансы.

Физическое тело грустит и похудело…

Молодой человек с горящими глазами показывает на компьютере цветную спираль, по которой движутся частицы. Это доцент кафедры динамических систем Александр Садовников, человек, судя по всему, суперувлеченный. Как физик – лирику Александр пытается объяснить уникальность прибора, делающего видимыми невидимые глазу частицы. Жена Александра тоже работает на факультете – физическая семейная династия.

В третьем корпусе, в лаборатории, профессор кафедры оптики и биофотоники физфака  Владимир Рябуха с горечью признается в падении престижа физических специальностей.

“В советские времена физики были элитой, в РАН физическое направление было больше всего представлено и дало стране наибольшее число нобелевских лауреатов. Саратов был оборонным городом, работало много предприятий электронной и авиационной промышленности, в семидесятые конкурс на место на факультете доходил до семи человек на место. Сейчас конкурса практически нет. Уровень преподавания физики в школе резко упал, ЕГЭ успешно сдают единицы, а те, кто сдают, например выпускники ФТЛ, сразу же уезжают учиться в Москву…”, – рисует картину нематериального запустения профессор Рябуха.

Бывший ректор универа Дмитрий Трубецков винит в бедах науки ЕГЭ, который, по его словам, разучил школьников самостоятельно думать, а в физике без этого качества не обойтись. Согласен с коллегами и Кирилл Березин, который под словом “хана” имел в виду не только коммунальную аварию.  “Но внешний вид – это тоже часть престижа, подход должен быть комплексный”, – говорит профессор. По его мнению, если государство продолжит вкладываться в фундаментальную науку, это со временем подтянет за собой и высшее образование.

А пока с трудоустройством у студентов, судя по всему, полная растерянность. Студент 2 курса магистратуры Богдан Гризбил на вопрос, куда он пойдет работать после универа, пожимает плечами. “Может, пойду в науку, но для начала я пойду в армию, а там, наверное, все забуду”, – флегматично замечает Богдан. Настроение у него совсем не веселое. “Я тоже был в армии, но ничего не забыл!” – подбадривает коллегу Березин.

***

Уходим из универа со смешанным чувством надежды и тревоги. Обидно и больно за людей науки – за преподавателей, отдавших универу лучшие годы и получающих копейки, за студентов, у которых есть мозги, но нет внятного будущего.

Если государство забывает о физиках, то физики рано или поздно забудут о физике. Если наши мозги окончательно распадутся на элементарные частицы, что нам тогда останется делать?

Источник: http://www.vzsar.ru/special/2018/01/16/blesk-i-nischeta-pervogo-imperatorskogo.html